Как-то раз самурай Ямамото Садааки встретил ниндзю. Ямамото Садааки подпрыгнул и ударил ниндзю ногой в голову, а ниндзя рубанул Ямамото Садааки мечом, но самурай блокировал удар металлическим браслетом. Тогда Ямамото Садааки ударил ниндзю ребром ладони, но ниндзя остался жив, метнул в Ямамото Садааки сюрикен и попал в шею. Вытащив сюрикен, Ямамото Садааки сделал ниндзе подсечку, и ниндзя упал. Но падая, он ударил Ямамото Садааки ногой в коленку. Ямамото Садааки выхватил меч и ударил ниндзю, но ниндзя откатился в сторону и отделался царапиной. Ямамото Садааки занял боевую стойку. Внезапно ниндзя бросил дымовую гранату и исчез. Ямамото Садааки стал искать ниндзю. Когда он отодвинул занавеску, ниндзя, который стоял за занавеской, предательски ударил Ямамото Садааки кинжалом в живот. Самурай сделал захват и бросил ниндзю через плечо, но ниндзя сгруппировался и остался невредим. Самурай метнул в ниндзю шесть метательных ножей, из них четыре попали в ниндзю. Тогда ниндзя метнул в самурая еще один сюрикен и опять попал ему в шею. Но Ямамото Садааки не сдавася и дрался с ниндзей. Он сумел сделать еще одну подсечку и заставил ниндзю упасть. Но ниндзя вскочил на ноги и убил самурая. Так погиб самурай Ямамото Садааки.
Я замолчал и поднял глаза. Судзуки Таширо неподвижно сидел и смотрел прямо перед собой. Если рассказ взволновал его, то он не подал и виду. Я терпеливо ждал, когда Судзуки Таширо выскажет свое мнение, но он молчал. Впрочем, кто их, японцев, поймет? Может, у них принято помолчать перед тем, как что-то сказать?
продолжениеНаконец, какая-то тень пробежала по его лицу, он слегка покачал головой, вздохнул и заговорил.
- Ямамото Садааки был настоящим бойцом, - сказал он. - Ниндзя несколько раз ранил его, но Ямамото Садааки не сдавался. Рассказ хорошо демонстрирует мужество самурая, который сражается с врагом до конца, чтобы победить или погибнуть самому.
Судзуки Таширо говорил по-русски довольно сносно, хотя и с сильным японским акцентом. Он хотел сказать что-то еще, но передумал и умолк. Тогда я сам спросил его.
- Мне показалось, вас что-то смутило в моем рассказе, - сказал я. - Возможно, в нем были какие-то неточности? Я не специалист по боевым искуствам и опасаюсь, что описанная тактика сражения не соответствуют рукопашному бою того времени.
Судзуки Таширо слегка улыбнулся и немного наклонил голову вперед.
- Мне показалось неточностью, когда самурай отразил удар металлическим браслетом, - сказал он. - Самураи не носили металлические браслеты. Ниндзи - да, но самураи хотели свободно двигаться. Они не утяжеляли руки.
Я вытащил карандаш и написал на полях слово "браслет".
- Кроме того, я не понял про занавеску, - сказал Судзуки Таширо. - В жилищах самураев нету занавесок. Возможно, имели в виду ширму?
- Честно говоря, сам не пойму, зачем я упомянул занавеску, - признался я, делая еще одну пометку. - Я вставил ее в текст, не подумав. Заменим ее ширмой, или... Куда еще может спрятаться ниндзя?
- Если бы самурай знал, куда может спрятаться ниндзя, ниндзя бы никогда не спрятался от самурая, - глубокомысленно произнес Судзуки Таширо. - Но самурай не только храбр и отважен в бою. Самурай сохраняет свою честь. Обещание самурая должно быть тверже, чем его меч, иначе - позор до конца жизни. Вы отразили эту черту самурая?
- Да, у меня есть несколько рассказов на эту тему, - сказал я. - Сейчас я найду какой-нибудь.
Я полистал свою тетрадь и нашел рассказ, который, как мне казалось, лучше всего демонстрирует верность самурая своему слову.
Однажды самурай Сатаки Дзиро сочинил танку про то, как он любит свою женщину. Женщина прочитала танку и заплакала. Сатаки Дзиро спросил, почему она плачет, и женщина объяснила ему. Она боялась, что он когда-нибудь разлюбит ее. И тогда Сатаки Дзиро дал ей слово, что будет любить ее вечно. Он знал, что даже самурай не может повелевать своему сердцу и очень не хотел давать такое обещание, но все-таки пообещал, чтобы женщина больше не боялась. Позже он ушел в боевой поход, и женщина осталась ждать его. Через пять лет Сатаки Дзиро вернулся. Женщина встретила его и бросилась ему на шею. Она была счастлива, что он вернулся живым. Женщина выставила на стол лучшую еду и накормила своего любимого. Потом они разделись и легли спать вместе. Утром, когда женщина еще спала, Сатаки Дзиро вышел из жилища, достал меч и убил себя. Он сделал это, потому что понял - за пять лет разлуки он разлюбил эту женщину и тем самым нарушил свое слово.
На этот раз Судзуки Таширо энергично замотал головой еще до того, как я кончил читать рассказ.
- Мой друг, - сказал он. - Я знаю, вы придаете большое значение, когда мужчина любит женщину вечно. Мы по другому думаем про женщину. Это не значит, что мы ее недооцениваем, это значит, что у нас другая позиция. Такое обещание, данное самураем женщине, сомнительно для меня.
- Какая досада! - сказал я. - Мне следовало уделять больше внимания мелочам. А я постоянно что-то выдумывал, и в результате получается полная нелепица с точки зрения японца.
- Не огорчайтесь, - сказал Судзуки Таширо. - Может быть, Сатаки Дзиро был чудак и относился к женщине по-другому.
- Так вы считаете, можно оставить все как есть? - обрадовался я.
- Не очень большая нелепица, - ответил Судзуки Таширо. - Может быть, читатель будет недоумевать, увидев нелепицу. Может быть, не обратит внимания.
- В таком случае, я хотел бы прочитать вам еще один рассказ, - сказал я. - В нем я пытался показать, что самурай - это прежде всего слуга, и верность своему господину является главной целью его жизни.
Судзуки Таширо кивнул, и я начал читать вслух.
Император любил кататься на лошади и всегда брал с собой своего верного самурая Такахаси Широ. Такахаси Широ преданно служил своему господину. Он был настолько натренирован, что мог часами бежать вслед за лошадью императора и не уставать. Не раз Такахаси Широ рисковал своей жизнью ради императора. Однажды на императора бросился тигр, и Такахиси Широ не раздумывая встал между тигром и своим господином. Силы были неравны, но самурай все-таки сумел убить тигра. Однако и тигр ударом лапы сломал Такахаси Широ позвоночник. Император бросился к своему верному слуге и понял, что Такахаси Широ не сможет идти. Император стал звать на помощь, но вокруг никого не было. Тогда император сам поднял Такахаси Широ, перекинул его через седло своей лошади и повел ее в сторону своего дворца, чтобы отдать самурая лучшему врачу. Внезапно Такахиси Широ скатился с лошади, вытащил из под одежды небольшой нож и убил себя. Он был самураем и не мог допустить, чтобы его господин шел пешком, в то время как он, Такахаси Широ, едет верхом.
- Я заметил нелепицу, - сказал Судзуки Таширо. - Хоть и недолго, но император шел, а самурай ехал верхом. Такахаси Широ не должен позволить это, он должен убить себя раньше, когда только догадался, что император хочет отдать ему лошадь. А он сначала позволил императору идти пешком. Такахаси Широ не совершил подвига, он только исправил свою оплошность - а это не имелось в виду, я думаю.
- Ну, тут нетрудно поправить, - ответил я. - Предположим, он убьет себя в тот момент, когда император начнет усаживать его на лошадь...
- Это будет достойный поступок, - заметил Судзуки Таширо.
- Я не хотел бы злоупотреблять вашим терпением, - сказал я. - Но мне очень хотелось бы узнать ваше мнение об еще одном моем рассказе. В этом рассказе я затронул сразу несколько важных моментов и беспокоюсь, правильно ли я описал отношения между двумя самураями.
- Насчет моего терпения волноваться не надо, - успокоил меня Судзуки Таширо. - У меня его много. Я с удовольствием послушаю рассказ.
Самураи Накамура Итиро и Итидзё Сутегору были друзьями. Если Накамура Итиро попадал в беду, Итидзё Сутегору спасал его. Если Итидзё Сутегору грозила опасность, Накамура Итиро спешил на выручку. Господин, которому служили самураи, часто хвалил их, потому что они выли ему верны и не раздумывая готовы были отдать жизнь за него. Самурай Куроки Наосуки служил тому же господину. Но господин никогда не хвалил его, потому что Куроки Наосуки был ленив и на него нельзя было положиться. Тогда Куроки Наосуки затаил злобу на Накамура Итиро и Итидзё Сутегору. Однажды он пришел к Итидзё Сутегору и сказал тому, что Накамура Итиро совершил поступок, недостойный самурая. Поскольку Куроки Наосуки тоже был самураем, Итидзё Сутегору не смог усомниться в его словах. Он пошел к Накамура Итиро и обвинил его в поступке, недостойном самурая. Накамура Итиро понял, что его оговорил Куроки Наосуки. Но он не стал унижаться и убеждать в этом Итидзё Сутегору. Вместо этого он сказал, что своей смертью готов доказать непричастность к недостойному поступку. Итидзё Сутегору согласился, и тогда Накамура Итиро вынул меч и убил себя. Итидзё Сутегору понял, что своей легковерностью погубил друга. Он не захотел жить после этого, вынул свой меч и тоже убил себя. Так погибли самураи Накамура Итиро и Итидзё Сутегору.
Я дочитал последнюю фразу и закрыл свою тетрадь. Лицо Судзуки Таширо на секунду приняло какое-то странное выражение, но потом опять стало беспристрастным.
- Откуда вы брали японские имена? - внезапно спросил меня Судзуки Таширо.
- Один мой знакомый увлекался историей Японии, - пояснил я. - Я попросил его придумать мне несколько японских имен для рассказов.
- Я должен был догадаться, - сказал Судзуки Таширо. - Я испытываю странные чувства от ваших рассказов. Ведь я тоже самурай.
- Самурай? - с удивлением вскричал я. - Но разве...
- Надо понимать не буквально, - сказал Судзуки Таширо. - Вы знали, я историк и филолог. Вы поэтому захотели узнать мое мнение, полагаю?
- Разумеется, не только как историка, но и как писателя, - ответил я. - Ваши исторические романы о Японии великолепны. Я надеялся, что вы, как писатель и как историк, сможете по справедливости оценить мою попытку отразить все тонкости мировоззрения самураев в моем сборнике коротких рассказов. Но в каком смысле вы называете себя самураем?
- Я насоящий потомок самурая, но это не главное - сказал Судзуки Таширо. - Я изучал историю Японии и много узнал о самураях. Их принцип жизни мне близок. Мой личный кодекс - кодекс современного самурая. Я не могу жить, если вдруг покрою себя позором или выставлю себя на посмешище. Я даже ношу с собой нож, чтобы пустить его в дело один раз.
Судзуки Таширо вытащил из под одежды небольшой нож в ножнах и продемонстрировал мне.
- Настоящий нож для харакири? - воскликнул я в волнении. - Потрясающе. Можно посмотреть?
Судзуки Таширо протянул мне нож.
- Правда, нельзя давать нож для харакири, - сказал он. - Это очень личная вещь, только для владельца. Но черт с ним. Однако, услуга за услугу. Я тоже хочу просить вас.
- Чем же я могу быть полезен? - с некоторым волнением спросил я.
- Я написал исторический роман, - сказал Судзуки Таширо. - В Японии я его опубликовал, в России тоже буду публиковать, сделал перевод. Хочу прочитать отрывок и спросить ваше мнение.
- Мое мнение? - я был польщен. Один из величайших писателей-историков хочет узнать мое мнение о его романе.
- Как раз ваше. Это роман о России. Вы Русский, живете в этой стране, знаете историю. Дело не в истории. Историю знаю я. Вы знаете дух, особенности, то, чего нельзя вычитать, можно понять только если жить здесь.
- Да-да... если вы так считаете... Я с удовольствием...
- Тогда слушайте!
Судзуки Таширо достал из стола пачку листов и начал читать.
Барин Прол Егорович Ульянов-Ленин сидел в русской бане и парился березовым веником. Напарившись, он выбежал из бани и, выкрикнув русскую пословицу "Баба сеяла горох, ох!", нырнул в ледяную прорубь. Однако, выбравшись из проруби, он обнаружил рядом со своей одеждой медведя. С криком "Пошел прочь, косолапый" Прол Егорович схватил рогатину и одним ударом убил зверя.
Должно быть, у меня несколько изменилось лицо от услышанного, потому что Судзуки Таширо внезапно остановился и вопросительно взглянул на меня.
- Я не раз читал, в России убивали медведя рогатиной? Я не допустил в этом месте неточности? - спросил он.
Я растерялся.
- Вообще-то, это так, - сказал я. - Но... как-то неожиданно. Откуда у него взялась рогатина?
- Он нашел ее, - сказал Судзуки Таширо. - Ведь рогатина - это раздвоенная палка?
Честно говоря, я не вполне представлял процесс охоты на медведя с рогатиной, поэтому не стал спорить. Судзуки Таширо продолжил читать.
Когда барин вернулся в свои палаты, его там ждали его друзья - барин Данила Акакиевич Троцкий и барин Устин Васиссуалиевич Тухачевский. Барин вызвал своего крепостного, Владлена Геннадьевича Николая II и приказал ему принести 0.75 водки и кадушку квашеной капусты. Когда Владлен Геннадьевич принес то, что приказал ему барин, Прол Егорович Ульянов-Ленин припомнил ему русскую поговорку "Как подаешь, скотина!" и набил своему крепостному лицо.
Я чуть не прыснул от смеха, но наткнулся на железный взгляд Судзуки Таширо и осекся. Я вспомнил его слова "...я, как и любой самурай, не смогу жить, если вдруг покрою себя позором или выставлю себя на посмешище", и мне стало не до смеху. Глядя ему в глаза, я вдруг отчетливо понял, что он не шутил. Судзуки Таширо по-своему истолковал возникшую паузу.
- У вас какое-то замечание? - спросил он. - Или вопрос?
Я был в замещательстве и ляпнул первое, что пришло в голову.
- Я не уверен, что тогда водку разливали в бутылки по 0.75...
- Баринов было три, - охотно объяснил Судзуки Таширо. - Русский человек кушает четверть водки. Я не раз читал фразу "Он выкушал целую четверть водки". Если три человека, то три четвертых, или 0.75. Я не очень понимаю в вашей системе мер, но я не про это хотел узнать... Нету ли нелепицы в последней фразе?
- Ну... наверное, все-таки, набил не лицо, а рожу, - замялся я. - У нас так говорят.
- А смысл правильно? Я знаю, были жестокие времена, барин мог набить лицо крепостному, например, приведя ему поговорку "Как подаешь, скотина?". Это я правдоподобно изобразил?
Я вспомнил его нож для харакири. Он говорил, что роман уже вышел в Японии... Что будет, когда ему кто-нибудь объяснит?
- Правдоподобно, - сказал я.
- Тогда слушайте дальше.
Каждый барин скушал по четверти водки, после чего барин Устин Васиссуалиевич Тухачевский подозвал к себе крепостную Анастасию Гавриловну Крупскую и ущипнул ее за задницу. Анастасия Гавриловна взвизгнула, а Устин Васиссуалиевич Тухачевский привел ей поговорку "Ох, хороша, стерва". После этого барины схватили гармошки и балалайки и стали танцевать вприсядку и веселиться. Добрый молодец барин Прол Егорович Ульянов-Ленин рассказал товарищам, как он убил медведя, а Данила Акакиевич Троцкий вспомнил, как тоже ходил на медведя, но по дороге ему встретились суженые-ряженые и спугнули зверя. Устин Вассисуалиевич тоже сказал, что от этих суженых-ряженых некуда деться, допил водку и упал лицом в салат. Другие барины последовали его примеру...
Я больше не мог сдерживаться. Меня вдруг прорвало, и я расхохотался, согнувшись пополам и вытирая выступившие на глазах слезы. Что поделаешь, ведь я не железный. Когда приступ смеха немного отступил, я нерешительно взглянул на Судзуки Таширо, ожидая увидеть в его глазах непонимаине, обиду, или гнев, но он лишь дружелюбно улыбался мне.
- Смешно, когда нелепица? - сказал он.
- Извините, но тот кусок, с сужеными-ряжеными... - я заглянул ему через плечо, пытаясь найти глазами тот кусок и с удивлением обнаружил, что Судзуки Таширо держит перед собой чистый лист.
- Здесь ничего не написано, - в изумлении пробормотал я.
- Верно, - ответил Судзуки Таширо. - Ведь я не написал этот роман.
- А, так вы только собираетесь его написать?
- Я не собираюсь его написать. Я просто показал, каким бы он был, если бы я его писал. Как видите, я использовал русские имена и настоящие факты из русского быта... Но вам не кажется, что писать о Японии у меня получается лучше? Вы меня понимаете?
- Кажется, понимаю, - сказал я. - А я уж испугался...
Мой взгляд невольно скользнул по его животу. Судзуки Таширо проследил мой взгляд и усмехнулся.
- Испугался, что я убью себя от стыда? - спросил он, подмигивая. - Это была моя маленькая месть. Мне тоже было сложно не смеяться, слушая про самураев, которые так любят себя убивать.
Около дома, где остановился Судзуки Таширо, стояла урна для мусора, и, уходя от него, я незаметно опустил туда свою самурайскую тетрадку."
Я замолчал и поднял глаза. Судзуки Таширо неподвижно сидел и смотрел прямо перед собой. Если рассказ взволновал его, то он не подал и виду. Я терпеливо ждал, когда Судзуки Таширо выскажет свое мнение, но он молчал. Впрочем, кто их, японцев, поймет? Может, у них принято помолчать перед тем, как что-то сказать?
продолжениеНаконец, какая-то тень пробежала по его лицу, он слегка покачал головой, вздохнул и заговорил.
- Ямамото Садааки был настоящим бойцом, - сказал он. - Ниндзя несколько раз ранил его, но Ямамото Садааки не сдавался. Рассказ хорошо демонстрирует мужество самурая, который сражается с врагом до конца, чтобы победить или погибнуть самому.
Судзуки Таширо говорил по-русски довольно сносно, хотя и с сильным японским акцентом. Он хотел сказать что-то еще, но передумал и умолк. Тогда я сам спросил его.
- Мне показалось, вас что-то смутило в моем рассказе, - сказал я. - Возможно, в нем были какие-то неточности? Я не специалист по боевым искуствам и опасаюсь, что описанная тактика сражения не соответствуют рукопашному бою того времени.
Судзуки Таширо слегка улыбнулся и немного наклонил голову вперед.
- Мне показалось неточностью, когда самурай отразил удар металлическим браслетом, - сказал он. - Самураи не носили металлические браслеты. Ниндзи - да, но самураи хотели свободно двигаться. Они не утяжеляли руки.
Я вытащил карандаш и написал на полях слово "браслет".
- Кроме того, я не понял про занавеску, - сказал Судзуки Таширо. - В жилищах самураев нету занавесок. Возможно, имели в виду ширму?
- Честно говоря, сам не пойму, зачем я упомянул занавеску, - признался я, делая еще одну пометку. - Я вставил ее в текст, не подумав. Заменим ее ширмой, или... Куда еще может спрятаться ниндзя?
- Если бы самурай знал, куда может спрятаться ниндзя, ниндзя бы никогда не спрятался от самурая, - глубокомысленно произнес Судзуки Таширо. - Но самурай не только храбр и отважен в бою. Самурай сохраняет свою честь. Обещание самурая должно быть тверже, чем его меч, иначе - позор до конца жизни. Вы отразили эту черту самурая?
- Да, у меня есть несколько рассказов на эту тему, - сказал я. - Сейчас я найду какой-нибудь.
Я полистал свою тетрадь и нашел рассказ, который, как мне казалось, лучше всего демонстрирует верность самурая своему слову.
Однажды самурай Сатаки Дзиро сочинил танку про то, как он любит свою женщину. Женщина прочитала танку и заплакала. Сатаки Дзиро спросил, почему она плачет, и женщина объяснила ему. Она боялась, что он когда-нибудь разлюбит ее. И тогда Сатаки Дзиро дал ей слово, что будет любить ее вечно. Он знал, что даже самурай не может повелевать своему сердцу и очень не хотел давать такое обещание, но все-таки пообещал, чтобы женщина больше не боялась. Позже он ушел в боевой поход, и женщина осталась ждать его. Через пять лет Сатаки Дзиро вернулся. Женщина встретила его и бросилась ему на шею. Она была счастлива, что он вернулся живым. Женщина выставила на стол лучшую еду и накормила своего любимого. Потом они разделись и легли спать вместе. Утром, когда женщина еще спала, Сатаки Дзиро вышел из жилища, достал меч и убил себя. Он сделал это, потому что понял - за пять лет разлуки он разлюбил эту женщину и тем самым нарушил свое слово.
На этот раз Судзуки Таширо энергично замотал головой еще до того, как я кончил читать рассказ.
- Мой друг, - сказал он. - Я знаю, вы придаете большое значение, когда мужчина любит женщину вечно. Мы по другому думаем про женщину. Это не значит, что мы ее недооцениваем, это значит, что у нас другая позиция. Такое обещание, данное самураем женщине, сомнительно для меня.
- Какая досада! - сказал я. - Мне следовало уделять больше внимания мелочам. А я постоянно что-то выдумывал, и в результате получается полная нелепица с точки зрения японца.
- Не огорчайтесь, - сказал Судзуки Таширо. - Может быть, Сатаки Дзиро был чудак и относился к женщине по-другому.
- Так вы считаете, можно оставить все как есть? - обрадовался я.
- Не очень большая нелепица, - ответил Судзуки Таширо. - Может быть, читатель будет недоумевать, увидев нелепицу. Может быть, не обратит внимания.
- В таком случае, я хотел бы прочитать вам еще один рассказ, - сказал я. - В нем я пытался показать, что самурай - это прежде всего слуга, и верность своему господину является главной целью его жизни.
Судзуки Таширо кивнул, и я начал читать вслух.
Император любил кататься на лошади и всегда брал с собой своего верного самурая Такахаси Широ. Такахаси Широ преданно служил своему господину. Он был настолько натренирован, что мог часами бежать вслед за лошадью императора и не уставать. Не раз Такахаси Широ рисковал своей жизнью ради императора. Однажды на императора бросился тигр, и Такахиси Широ не раздумывая встал между тигром и своим господином. Силы были неравны, но самурай все-таки сумел убить тигра. Однако и тигр ударом лапы сломал Такахаси Широ позвоночник. Император бросился к своему верному слуге и понял, что Такахаси Широ не сможет идти. Император стал звать на помощь, но вокруг никого не было. Тогда император сам поднял Такахаси Широ, перекинул его через седло своей лошади и повел ее в сторону своего дворца, чтобы отдать самурая лучшему врачу. Внезапно Такахиси Широ скатился с лошади, вытащил из под одежды небольшой нож и убил себя. Он был самураем и не мог допустить, чтобы его господин шел пешком, в то время как он, Такахаси Широ, едет верхом.
- Я заметил нелепицу, - сказал Судзуки Таширо. - Хоть и недолго, но император шел, а самурай ехал верхом. Такахаси Широ не должен позволить это, он должен убить себя раньше, когда только догадался, что император хочет отдать ему лошадь. А он сначала позволил императору идти пешком. Такахаси Широ не совершил подвига, он только исправил свою оплошность - а это не имелось в виду, я думаю.
- Ну, тут нетрудно поправить, - ответил я. - Предположим, он убьет себя в тот момент, когда император начнет усаживать его на лошадь...
- Это будет достойный поступок, - заметил Судзуки Таширо.
- Я не хотел бы злоупотреблять вашим терпением, - сказал я. - Но мне очень хотелось бы узнать ваше мнение об еще одном моем рассказе. В этом рассказе я затронул сразу несколько важных моментов и беспокоюсь, правильно ли я описал отношения между двумя самураями.
- Насчет моего терпения волноваться не надо, - успокоил меня Судзуки Таширо. - У меня его много. Я с удовольствием послушаю рассказ.
Самураи Накамура Итиро и Итидзё Сутегору были друзьями. Если Накамура Итиро попадал в беду, Итидзё Сутегору спасал его. Если Итидзё Сутегору грозила опасность, Накамура Итиро спешил на выручку. Господин, которому служили самураи, часто хвалил их, потому что они выли ему верны и не раздумывая готовы были отдать жизнь за него. Самурай Куроки Наосуки служил тому же господину. Но господин никогда не хвалил его, потому что Куроки Наосуки был ленив и на него нельзя было положиться. Тогда Куроки Наосуки затаил злобу на Накамура Итиро и Итидзё Сутегору. Однажды он пришел к Итидзё Сутегору и сказал тому, что Накамура Итиро совершил поступок, недостойный самурая. Поскольку Куроки Наосуки тоже был самураем, Итидзё Сутегору не смог усомниться в его словах. Он пошел к Накамура Итиро и обвинил его в поступке, недостойном самурая. Накамура Итиро понял, что его оговорил Куроки Наосуки. Но он не стал унижаться и убеждать в этом Итидзё Сутегору. Вместо этого он сказал, что своей смертью готов доказать непричастность к недостойному поступку. Итидзё Сутегору согласился, и тогда Накамура Итиро вынул меч и убил себя. Итидзё Сутегору понял, что своей легковерностью погубил друга. Он не захотел жить после этого, вынул свой меч и тоже убил себя. Так погибли самураи Накамура Итиро и Итидзё Сутегору.
Я дочитал последнюю фразу и закрыл свою тетрадь. Лицо Судзуки Таширо на секунду приняло какое-то странное выражение, но потом опять стало беспристрастным.
- Откуда вы брали японские имена? - внезапно спросил меня Судзуки Таширо.
- Один мой знакомый увлекался историей Японии, - пояснил я. - Я попросил его придумать мне несколько японских имен для рассказов.
- Я должен был догадаться, - сказал Судзуки Таширо. - Я испытываю странные чувства от ваших рассказов. Ведь я тоже самурай.
- Самурай? - с удивлением вскричал я. - Но разве...
- Надо понимать не буквально, - сказал Судзуки Таширо. - Вы знали, я историк и филолог. Вы поэтому захотели узнать мое мнение, полагаю?
- Разумеется, не только как историка, но и как писателя, - ответил я. - Ваши исторические романы о Японии великолепны. Я надеялся, что вы, как писатель и как историк, сможете по справедливости оценить мою попытку отразить все тонкости мировоззрения самураев в моем сборнике коротких рассказов. Но в каком смысле вы называете себя самураем?
- Я насоящий потомок самурая, но это не главное - сказал Судзуки Таширо. - Я изучал историю Японии и много узнал о самураях. Их принцип жизни мне близок. Мой личный кодекс - кодекс современного самурая. Я не могу жить, если вдруг покрою себя позором или выставлю себя на посмешище. Я даже ношу с собой нож, чтобы пустить его в дело один раз.
Судзуки Таширо вытащил из под одежды небольшой нож в ножнах и продемонстрировал мне.
- Настоящий нож для харакири? - воскликнул я в волнении. - Потрясающе. Можно посмотреть?
Судзуки Таширо протянул мне нож.
- Правда, нельзя давать нож для харакири, - сказал он. - Это очень личная вещь, только для владельца. Но черт с ним. Однако, услуга за услугу. Я тоже хочу просить вас.
- Чем же я могу быть полезен? - с некоторым волнением спросил я.
- Я написал исторический роман, - сказал Судзуки Таширо. - В Японии я его опубликовал, в России тоже буду публиковать, сделал перевод. Хочу прочитать отрывок и спросить ваше мнение.
- Мое мнение? - я был польщен. Один из величайших писателей-историков хочет узнать мое мнение о его романе.
- Как раз ваше. Это роман о России. Вы Русский, живете в этой стране, знаете историю. Дело не в истории. Историю знаю я. Вы знаете дух, особенности, то, чего нельзя вычитать, можно понять только если жить здесь.
- Да-да... если вы так считаете... Я с удовольствием...
- Тогда слушайте!
Судзуки Таширо достал из стола пачку листов и начал читать.
Барин Прол Егорович Ульянов-Ленин сидел в русской бане и парился березовым веником. Напарившись, он выбежал из бани и, выкрикнув русскую пословицу "Баба сеяла горох, ох!", нырнул в ледяную прорубь. Однако, выбравшись из проруби, он обнаружил рядом со своей одеждой медведя. С криком "Пошел прочь, косолапый" Прол Егорович схватил рогатину и одним ударом убил зверя.
Должно быть, у меня несколько изменилось лицо от услышанного, потому что Судзуки Таширо внезапно остановился и вопросительно взглянул на меня.
- Я не раз читал, в России убивали медведя рогатиной? Я не допустил в этом месте неточности? - спросил он.
Я растерялся.
- Вообще-то, это так, - сказал я. - Но... как-то неожиданно. Откуда у него взялась рогатина?
- Он нашел ее, - сказал Судзуки Таширо. - Ведь рогатина - это раздвоенная палка?
Честно говоря, я не вполне представлял процесс охоты на медведя с рогатиной, поэтому не стал спорить. Судзуки Таширо продолжил читать.
Когда барин вернулся в свои палаты, его там ждали его друзья - барин Данила Акакиевич Троцкий и барин Устин Васиссуалиевич Тухачевский. Барин вызвал своего крепостного, Владлена Геннадьевича Николая II и приказал ему принести 0.75 водки и кадушку квашеной капусты. Когда Владлен Геннадьевич принес то, что приказал ему барин, Прол Егорович Ульянов-Ленин припомнил ему русскую поговорку "Как подаешь, скотина!" и набил своему крепостному лицо.
Я чуть не прыснул от смеха, но наткнулся на железный взгляд Судзуки Таширо и осекся. Я вспомнил его слова "...я, как и любой самурай, не смогу жить, если вдруг покрою себя позором или выставлю себя на посмешище", и мне стало не до смеху. Глядя ему в глаза, я вдруг отчетливо понял, что он не шутил. Судзуки Таширо по-своему истолковал возникшую паузу.
- У вас какое-то замечание? - спросил он. - Или вопрос?
Я был в замещательстве и ляпнул первое, что пришло в голову.
- Я не уверен, что тогда водку разливали в бутылки по 0.75...
- Баринов было три, - охотно объяснил Судзуки Таширо. - Русский человек кушает четверть водки. Я не раз читал фразу "Он выкушал целую четверть водки". Если три человека, то три четвертых, или 0.75. Я не очень понимаю в вашей системе мер, но я не про это хотел узнать... Нету ли нелепицы в последней фразе?
- Ну... наверное, все-таки, набил не лицо, а рожу, - замялся я. - У нас так говорят.
- А смысл правильно? Я знаю, были жестокие времена, барин мог набить лицо крепостному, например, приведя ему поговорку "Как подаешь, скотина?". Это я правдоподобно изобразил?
Я вспомнил его нож для харакири. Он говорил, что роман уже вышел в Японии... Что будет, когда ему кто-нибудь объяснит?
- Правдоподобно, - сказал я.
- Тогда слушайте дальше.
Каждый барин скушал по четверти водки, после чего барин Устин Васиссуалиевич Тухачевский подозвал к себе крепостную Анастасию Гавриловну Крупскую и ущипнул ее за задницу. Анастасия Гавриловна взвизгнула, а Устин Васиссуалиевич Тухачевский привел ей поговорку "Ох, хороша, стерва". После этого барины схватили гармошки и балалайки и стали танцевать вприсядку и веселиться. Добрый молодец барин Прол Егорович Ульянов-Ленин рассказал товарищам, как он убил медведя, а Данила Акакиевич Троцкий вспомнил, как тоже ходил на медведя, но по дороге ему встретились суженые-ряженые и спугнули зверя. Устин Вассисуалиевич тоже сказал, что от этих суженых-ряженых некуда деться, допил водку и упал лицом в салат. Другие барины последовали его примеру...
Я больше не мог сдерживаться. Меня вдруг прорвало, и я расхохотался, согнувшись пополам и вытирая выступившие на глазах слезы. Что поделаешь, ведь я не железный. Когда приступ смеха немного отступил, я нерешительно взглянул на Судзуки Таширо, ожидая увидеть в его глазах непонимаине, обиду, или гнев, но он лишь дружелюбно улыбался мне.
- Смешно, когда нелепица? - сказал он.
- Извините, но тот кусок, с сужеными-ряжеными... - я заглянул ему через плечо, пытаясь найти глазами тот кусок и с удивлением обнаружил, что Судзуки Таширо держит перед собой чистый лист.
- Здесь ничего не написано, - в изумлении пробормотал я.
- Верно, - ответил Судзуки Таширо. - Ведь я не написал этот роман.
- А, так вы только собираетесь его написать?
- Я не собираюсь его написать. Я просто показал, каким бы он был, если бы я его писал. Как видите, я использовал русские имена и настоящие факты из русского быта... Но вам не кажется, что писать о Японии у меня получается лучше? Вы меня понимаете?
- Кажется, понимаю, - сказал я. - А я уж испугался...
Мой взгляд невольно скользнул по его животу. Судзуки Таширо проследил мой взгляд и усмехнулся.
- Испугался, что я убью себя от стыда? - спросил он, подмигивая. - Это была моя маленькая месть. Мне тоже было сложно не смеяться, слушая про самураев, которые так любят себя убивать.
Около дома, где остановился Судзуки Таширо, стояла урна для мусора, и, уходя от него, я незаметно опустил туда свою самурайскую тетрадку."
@темы: Смешное